Со стороны все выглядит так, будто женщина в буквальном смысле приносит себя в жертву ради сытости и довольства отдельного мужчины, ограждая его, как хрустальную вазу, от волнений и забот, при этом сама выматывается на износ, решает семейные вопросы, занимается хозяйством и детьми, не смея ни в чем упрекнуть или задеть дорогого сердцу человека, а вместо «спасибо» выслушивает упреки и претензии к своей внешности и кулинарным навыкам. И все это происходит под красным флагом неземной любви, который женщина гордо несет перед собой. Глядя на жизнь такой пары, невольно представляешь, как хорошо жила бы эта интересная, трудолюбивая и сильная женщина, если бы рядом не было этого дурака!
Но женщины в такой жизненной ситуации очень уязвимы, поэтому готовы агрессивно защищаться, если кто-то попытается поставить под сомнение адекватность взаимоотношений в ее семье, намекнет на явную однобокость вкладываемых в семейный очаг усилий или напомнит, что есть возможность выбирать. Женская преданность слепа, как крот, и прямолинейна, как бульдозер. Они выдадут на ваши несмелые замечания массу железобетонных аргументов в защиту сложившегося уклада. Причем любопытно то, что они никогда не скажут: «Я живу с этим человеком, только лишь потому что панически боюсь одиночества. Неуверенность в себе уже давно победила, поэтому даже с таким мужчиной лучше, чем одной. Пусть будет как есть, потому что я устала, как загнанная лошадь: либо пристрелите меня, либо оставьте в покое». Но чтобы признаться себе в таких вещах, тоже нужна определенная сила воли, а все силы наших женщин уходят на удержание мужских штанов. Поэтому женщины берегут версию о любви, как красноармейцы — знамя полка.
Безрассудная жертвенность на грани самоуничтожения не имеет ничего общего с любовью. Я скорее поверю, что это женская тоска, боязнь одиночества и чувство безысходности. Почему я так в этом уверена? Потому что наряду с бестолковым аргументом «он хороший, я его люблю» такие женщины охотно откликаются на популярную тему мужского дефицита: «Хороших мужчин мало, а замуж выходить как-то надо, любить кого-то надо, рожать как-то надо…», оправдывая себя в своих собственных глазах.
Мужской дефицит, или «а вдруг война»?
Я думаю, что все эти разговоры о скудности отечественного ассортимента спровоцированы не столько трезвой оценкой реальной ситуации, сколько своеобразной генетической памятью.
В книге о войне Севелы Эфраима «Моня Цацкес — знаменосец» есть эпизод, в котором Моня возвращается вечером в свою часть, а на дороге незнакомая женщина из ближайшей деревни останавливает его и просит: «Сделай милость, солдатик, по*** меня…» (Извините за лексику, авторская цитата!) Продолжаю цитировать: «У Мони остановилось сердце. Боже ты мой! Какая страшная тоска, какое жуткое одиночество толкнули эту деревенскую женщину выговорить такое незнакомому мужчине?!».
Действительно, думала осуждающе я, когда читала эту книгу в первый раз во времена своего пионерского детства, тем более что до этого я уже успела прочитать «Историю любви» Эрика Сигала. Как же так, с незнакомым человеком, без любви?!
Видимо, в этом был трагизм военного и послевоенного времени для женского населения страны: любовь была роскошью, которую простая деревенская женщина не могла себе позволить. Полные деревни вдовствующих матерей-одиночек, оставшихся наедине со своими коровами, курами и покосившимися заборами, — при таком раскладе любой мужчина казался ценностью сам по себе.
В конце концов, кто думает о качестве копченой колбасы во времена продуктового дефицита? Ситуация, когда сталкиваешься с нехваткой чего-либо, откладывается в памяти, мотивирует делать запасы без особой необходимости и имеет тенденцию передаваться из поколения в поколение. Те, кто пережил нехватку продуктов в советские времена, до сих пор имеют привычку закупать к Новому году шоколадные конфеты заранее и учат этому своих детей. А вдруг пойдешь 31 декабря в магазин, а «Коммунарка» закончилась?
Психологические последствия дефицита военного и послевоенного времени — мужчины в доме — мы переживаем до сих пор. Уже прошло много десятилетий, а женщины до сих пор дергаются: «А вдруг война, а я еще не рожала?!»
Даешь любовь по-советски!
Масла в огонь добавила мирная советская эпоха, которая только закрепила женскую гендерную неполноценность. А чтобы женщинам не было обидно, советская идеология предложила им бескорыстную советскую любовь. То есть народу стали продавать женскую тоску под видом романтической любви, что запутало бедных женщин окончательно.
Кинематограф советского периода пестрит фильмами, в которых между строк женщине предлагается любить то, что есть. Любить не благодаря, а вопреки. Любить не за качества и поступки, а безусловно. Понимаете, именно любить! Не пытаться найти счастье и радость в собственном развитии и достижениях, не по-философски смириться с одиночеством, не целенаправленно пойти на компромисс, как деревенская незнакомка Мони Цацкеса, а обязательно влюбиться без оснований, без ума и без толка. Какие-то тайные фантазии ленивых мужчин, не иначе…
Я хочу привести примеры из трех культовых советских фильмов о женской любви, в которых мне особенно неприятен советский любовный пафос.
«Зимняя вишня» (1985) — фильм о разведенной женщине с ребенком Ольге в поисках мужчины, с которым она смогла бы создать семью, потому что «семья, как Родина, просто должна быть!». Ей предлагает руку и сердце настоящий заграничный принц Герберт — литовский бизнесмен, работающий в Швейцарии, который окружает женщину вниманием и заботой, ее сына осыпает импортными подарками, а у подруг текут слюни от зависти. Но Ольга бросает принца, и бежит, теряя тапки, к бесхребетному женатому любовнику, который не собирается уходить от жены, а тем более не будет помогать Ольге растить ребенка, не станет оказывать финансовую помощь и моральную поддержку, но — селяви — она его любит!
Еще одна известная советская героиня, которая любит без царя в голове, это Катерина из фильма «Москва слезам не верит» (1980). Помните эту замечательную сцену, когда Катерина рыдает у себя дома в окружении подруг после того, как ее любимый Гоша исчез: «У него нет недостатков!». Мне в этот момент всегда хочется кричать: «Катя! Раскрой глаза! Он же идиот и самодур! Закомплексованный инфантильный тип с болезненным самолюбием, не позволяющим ему мириться с тем, чтобы женщина зарабатывала больше, доживший до зрелых лет, не имея ничего за душой — ни амбиций, ни карьеры, ни квартиры».
Катерина — пробивная карьеристка (в хорошем смысле), она добилась директорского кресла, вылезла из заплесневелой общаги в собственную квартиру, в которой навела уют и порядок. А Гоша выше бытовых проблем: он живет в коммунальной комнате без мебели и в полном бардаке, много читает, потому что книги стопками лежат повсюду, но, имея «золотые руки» (по словам друзей), он не удосужился смастерить книжный шкаф, чтобы аккуратно их расставить. Но при этом «он все решает сам, на том простом основании, что он мужчина», то есть он не готов принять от женщины совет или замечание, даже если явно будет делать что-то не так.
А поскольку брак на 80% состоит из обычной бытовой рутины, я с трудом представляю, как эта пара уживется вместе. Гоша на первом свидании приготовил обед, но с его комплексами вряд ли он снизойдет до роли домохозяйки, пока жена-добытчица рвет жилы на заводе. И судя по тому, как он внезапно испарился, предвидя проблему, а не остался, чтобы выслушать Катерину, это его привычный способ решать проблемы «а-ля Колобок»: если что-то не так, я уйду, любите и цените, и не смейте вякать. Любовь зла — придется молчать и терпеть, чтобы не спугнуть свое счастье. Вопрос: а счастье ли это тогда?
И напоследок«Ирония судьбы, или С легким паром» (1975), фильм, в котором учительница влюбилась в первого встречного, тут же бросила своего интеллигентного серьезно настроенного кавалера и поехала в Москву за любовью всей жизни, Женей Лукашиным. Может быть, Лукашин — хороший хирург, еще с ним весело, когда он с похмелья, и… все. Маловато. Сможет ли закоренелый холостяк Женя оторваться от маминой юбки, переехать в Ленинград и создать отдельную семью? Судя по всему, нет. Так они и будут жить втроем: Надя, Женя и его мама, и маменькин сынок станет со временем только раздражать. «Давай съездим в отпуск на море!» — «Не знаю, мне надо посоветоваться с мамой»… Заскрипели зубы, напрягся спинной мозг, но ради любви придется снова терпеть.
Мне это напоминает ситуацию, когда в 1992 году у нас дома некоторое время проживала британская гостья с мудреным именем Шеннон, и однажды на завтрак она попросила «другой хлеб». Я не поняла, какой другой.
Тогда Шеннон вежливо спросила: «Вы все время едите этот белый хлеб, потому что очень его любите?». Я говорю, ну да, любим. Ну вкусно же с колбасой. В общем, пришлось вести ее в магазин и показывать, что на полках ничего нет, кроме традиционного батона, а потом признаться, что я другого хлеба в глаза не видела никогда в своей жизни. Как я могла ответить на вопрос, люблю ли я батон? Парадокс советской эпохи был в том, что вместо того чтобы логически прийти к осознанию того, что мы едим один вид хлеба от тоски, мы методично учились искренне любить батон.
Извините за продуктовую метафористику, но иногда мне кажется, что вся эта женская героическая жертвенная любовь — это результат какой-то массовой промывки женских мозгов. С одной стороны, из нас десятилетиями выхолащивали природный женский прагматизм, критическое отношение к жизни и трезвую голову, которые были провозглашены чуждыми для женщины. Это опустило планку женских требований к мужским достоинствам до «можно подумать, три года хлеба не ела». С другой стороны, традиционное мышление никуда не делось, поэтому остались социальные стигмы, осуждающие женское одиночество и самодостаточность.
Был найден выход: любовь. Если невмоготу жить в противоречии с общественными нравами, порицающими женскую разборчивость, и трудно принять то, что имеешь, руководствуясь здравым смыслом, нужно отбросить здравый смысл и полюбить, закрыв глаза на многочисленные недостатки. Только так с этим можно жить и не биться головой об стену каждый божий день.
Так и живем: всей страной женщины до сих пор с умилением смотрят вышеупомянутые фильмы, восхищаются притянутым за уши любовным пафосом, а потом бегут быстрее влюбляться, закрыв глаза, как заправские Джульетты, но здесь есть нюанс. Нужно понимать, что трагедия Ромео и Джульетты не в том, что любовь была с ними зла, а в том, что они были глупые малолетки. Но ведь нашим героиням плюс-минус 40, у них есть жизненный опыт и рассудительность, а самое главное, есть возможность все это применять.
Я за сбывшиеся мечты, вечную любовь, взаимопонимание, хороший секс, счастливый брак с тремя детьми и благополучную обеспеченную совместную старость в белых тапочках, но в первую очередь я — за здравый смысл и включенные мозги. И если здравый смысл говорит, что ничего не получается, то, значит, ничего не получается. Вот это уже действительно селяви.
